24 октября 2021 года, в Неделю 18-ю по Пятидесятнице, день памяти святых отцов VII Вселенского Собора (787), Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл совершил Божественную литургию в кафедральном соборном Храме Христа Спасителя в Москве. По окончании богослужения Предстоятель Русской Православной Церкви обратился к верующим с Первосвятительским словом.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа!
Сегодня за Литургией мы слышали отрывок из Второго послания апостола Павла к Коринфянам (2 Кор. 9:6-11), где он говорит следующие слова: кто сеет щедро, тот щедро и пожнет.
Совершенно очевидно, что апостол Павел использует эту аналогию, этот пример из сельскохозяйственной жизни, потому что точно знает: его слово поймет каждый человек. Ведь большинство из тех, кто слушал апостола, имели отношение к земле и хорошо понимали: чем лучше засеешь, чем больше вложишь в землю, тем больше и получишь.
Но Павел, конечно, не давал инструкций своим слушателям относительно того, как им вести собственное хозяйство, потому что в этом они разбирались, наверное, лучше, чем сам апостол. Используя сельскохозяйственный образ, Павел, несомненно, отнес свои слова к совершенно иному. Кто лучше сеет, тот лучше и пожинает. О каком же сеянии идет речь? Речь идет о том сеянии, в результате которого вырастает урожай всей нашей жизни. И этот результат, этот урожай, будучи нематериальным, вместе с человеческой душой переходит в вечность и предстает пред Богом.
Вот о каком сеянии и каком урожае говорит апостол Павел. И, конечно, эта тема имеет отношение к любому человеку вне зависимости от того, занят ли он в сельском хозяйстве или в какой-то другой сфере деятельности. Эти слова — для всех нас; кстати, они отразились и в народной мудрости: «что посеешь, то и пожнешь». То есть можно погубить сеяние, погубить все труды, или, напротив, получить результаты своих трудов с избытком.
Если вдуматься, мысль апостола Павла вполне соответствует всей жизненной логике. В самом деле, скажу сейчас современным языком: чем эффективнее инвестиции, тем больше прибыль. Сеяние — это и есть наша инвестиция в самих себя. Это самая важная инвестиция, более важной не существует, потому что в результате — не прибыль предприятия, а спасение нашей души, а значит, наше подлинное счастье и благополучие. Не призрачное, которое ищут в ночных барах, ресторанах, развлекательных заведениях, всячески желая себя развеселить и подменяя подлинное счастье весельем. Многие по опыту знают, что веселье, особенно сопровождавшееся распитием спиртных напитков, чаще всего не радостью заканчивается, а горькими слезами. Иногда люди волосы на голове рвут: ну что же я наделал, зачем все это было? А потому что весело было… Другими словами, эти инвестиции размером во всю жизнь должны быть вложены каждым человеком в самое прибыльное дело. И каково же это дело? Куда нам с вами вкладывать свои инвестиции, то есть свой разум, свою волю, свои чувства, свои знания, свой опыт? Мы должны вкладывать все это в дело, которое откроет перед нами врата Божественного Царства и не только после смерти, но уже здесь, на земле, сделает нас счастливыми.
Но ведь для того чтобы вкладывать инвестиции, нужно руководство. Сейчас существует множество различных консалтинговых групп, множество различных письменных руководств — куда и как вложить деньги, чтобы разбогатеть. Но у нас с вами есть лучшее руководство, которое прошло проверку на протяжении тысячелетий и ни разу не дало сбой. Исполняя предписания этого руководства, человек всегда выигрывал. Этим руководством является слово Божие. Нужно лишь внимательно слушать слово Божие, применять его и в большом, и в малом в своей собственной жизни. С женой поссорился — а что Слово Божие говорит, как мне из этого кризиса выйти? С детьми нет общего языка, сердце матери надрывается — как поступить, куда идти, в какую консультацию? Да откройте вы Евангелие, внимательно прочитайте и получите все консультации! А уж если что-то не поняли — к батюшке идите, он растолкует.
У нас с вами есть инструкции, но, самое главное, у нас с вами есть начальный капитал, который может стать самой правильной инвестицией. Этим капиталом является наша жизнь, наш разум, наше нравственное чувство и, конечно, знания, которые необходимо иметь. Знание Божественного закона — самого главного закона; знание опыта святых людей, которые в жизни своей достигли того, о чем мы сейчас с вами говорим. Другими словами, у нас есть все, чтобы распорядиться своим капиталом так, чтобы получить избыточную прибыль — полноту жизни здесь, абсолютно правильную систему жизненных координат, и жизнь будущего века.
А теперь давайте соотнесем эту задачу со всеми другими, которыми мы занимаемся каждый день. Вот мы выходим из храма — у нас, конечно, много забот и задач, и каждая из них имеет смысл и значение, чаще всего не только материальное, но и духовное. Потому что за этими задачами стоит либо забота о здоровье, своем или ближних своих, или воспитание детей, или какая-то помощь другим людям, или исполнение государственных задач. Все это серьезно, все это нужно исполнять. Но для того чтобы достичь окончательной цели, о которой мы сейчас говорим, нужно помнить, что самой великой нашей заботой и самой большой ответственностью является забота и ответственность о своей душе и о душах наших ближних, родных нам людей.
Вот почему я всегда говорю, что религия — это не 25-й и не 38-й пункт в повестке дня, а если так, то и верующим себя не следует называть. Вера — это № 1 в нашей жизненной повестке. Помните это, пожалуйста, — № 1. А если № 1, то и жить мы должны соответствующим образом, начиная с посещения храма, чтения Священного Писания, с построения жизненных отношений с другими людьми — не на основе советов неких специалистов, а на основе слов главного Советчика — Самого Спасителя, которые дарованы нам и запечатлены на страницах Евангелия.
Я уверен в том, что абсолютное большинство людей имеет своим приоритетом именно то, о чем я говорю. Потому что если бы это было иначе, то вряд ли бы наш народ прошел через все страшные исторические испытания. И даже тогда, когда формально люди отреклись от веры, назвали себя атеистами, они ведь по инерции жили евангельскими заповедями. Нигде в марксизме не сказано, что нужно грудью броситься на амбразуру, ни в одном воинском уставе так не сказано. А люди вставали, шли и грудью закрывали амбразуру. По какому закону? По какому требованию? Да по той самой Божественной заповеди — блажен, кто душу свою положит за други своя (см. Ин. 15:13).
Самый главный закон, основополагающий для всех иных законов, — это закон Божий. А значит, вера во Христа, Господа и Спасителя, посещение храма, молитва, добрые дела — это не то, что мы должны делать по остаточному принципу, когда уже все прочее сделали, — ну, теперь и в церковь схожу. Это самое важное дело, поверьте мне, — особенно в воскресный день. С чего еще может начинаться у православного человека воскресный день, как не с посещения храма? И чем больше людей будут наполнять наши храмы, чем больше они будут соприкасаться с духовным опытом, принесенным к нам сквозь тысячелетия от апостолов, от святых, от наших благочестивых предков, тем сильнее, мудрее мы будем. А ведь без мудрости никакого счастья не построишь.
В этот святой воскресный день я бы хотел еще и еще раз пожелать всем нам неформально относиться к своей вере. Ходить в храм не в силу привычки, но сознательно, понимая, что вера и жизнь по вере, слышание слова Божия и жизнь по этому слову есть самый высокий приоритет человеческой жизни. Потому что все другие инструкции распространяются только на внешнюю сторону человеческой жизни, а инструкция, которую мы получаем из слова Божия, простирается на всю человеческую жизнь, как духовную, так и материальную, и на всю жизнь вечную. Будем хранить эту инструкцию и будем идти по тому пути, который Сам Господь указал нам как путь к счастью, путь к подлинной свободе, путь к Его Небесному вечному Царству. Аминь.
«Освящение этого замечательного исторического здания будет началом его новой жизни. Сегодня мы молились и просили Бога, чтобы Он помог в исцелении тех, кто будет здесь лечиться. Благодать Божия да поможет главному врачу Алексею Юрьевичу и всем сотрудникам больницы святителя Алексия во врачевании тяжелобольных и раненых», — сказал епископ Пантелеимон.
Усадьба в неоготическом стиле построена в 1907 году по проекту известного архитектора Федора Шехтеля. Во время Первой мировой войны в 1914 году Сергей Патрикеев открыл в особняке госпиталь для раненых. После революции 1917 года усадьбу экспроприировали, и здесь разместился санаторий, а затем находилась городская больница.
«Мы благодарим Святейшего Патриарха Кирилла и губернатора Московской области Андрея Юрьевича Воробьева за передачу здания, — прокомментировал Алексей Заров. — Мы очень рады продолжить дело, которое было важно для владельца усадьбы Сергея Павловича Патрикеева — помощь раненым».
Здание не использовалось с 2017 года и нуждается в ремонтно-реставрационных работах. Сотрудники и добровольцы больницы святителя Алексия провели уже четыре субботника по уборке усадебного парка.
На мероприятии среди гостей присутствовала внучка первого владельца усадьбы. «Мне очень хотелось, чтобы родное для меня место послужило на благо людей. Будучи сама врачом, я считаю, что самое лучшее для усадьбы, чтобы здесь находилось медицинское учреждение. Я очень рада, что усадьба попала в добрые руки», — рассказала Елена Михайлова (Патрикеева).
Больница святителя Алексия оказывает медицинскую помощь беженцам и пострадавшим мирным жителям с начала марта. За это время в больницу за помощью обратились 766 человек, из зоны конфликта привезли 87 пациентов. Сегодня в стационарах больницы на лечении находится 31 беженец. Из них 28 человек проходит лечение в московском стационаре, еще трое — в Жуковском Московской области.
Врачи-добровольцы из церковной больницы святителя Алексия с середины мая оказывали помощь жителям Мариуполя. В апреле группа врачей-добровольцев оказывала помощь раненым в Горловской городской больнице. В середине июля церковная больница открыла в Мелитополе при храме великомученика Георгия Победоносца врачебный кабинет.
Также православные добровольцы и сестры по уходу помогают в Ростове-на-Дону и Мариуполе. В Мариуполе добровольцы помогают ухаживать за больными и ранеными в Больнице интенсивного лечения и Пансионате для ветеранов войны и труда № 1.
24 августа в храмах Воскресения на Семеновском кладбище и Рождества
Христова в Измайловском вспоминают о священномученике Павле Ансимове.
Павел Ансимов родился в 1891 году 24 августа в селе Четыре Бугра под Астраханью в семье потомственного священника Георгия Ансимова и его супруги Веры Павловны.
Отец Георгий рано умер, оставив четырех малолетних сыновей: Павла, Николая (1893 г.р.), Владимира (1895 г.р.), Александра. Мать отца Павла — Вера Павловна, после смерти мужа была при храме просвирней. Павел, Николай и Владимир впоследствии пошли по пути отца, став священниками, а Александр приобрел профессию бухгалтера.
Павел, как старший, первым поступил в епархиальное училище и, закончив его, начал учение в Астраханской духовной семинарии.
Окончив Астраханскую семинарию в 1912 году, Павел женился на Марии – выпускнице Высших женских курсов, дочери священника Гостинно-Николаевского храма в Астрахани Вячеслава Стефановича Соллертинского.
После рукоположение служение свое он проходил в храме святителя Николая при ж.-д. станции Верхний Баскунчак Царевского уезда Астраханской губернии. После рукоположение служение свое он проходил в храме святителя Николая при ж.-д. станции Верхний Баскунчак Царевского уезда Астраханской губернии.
Несмотря на семейные тяготы, отец Павел поступил в Казанскую духовную академию.
Учась в академии, служил в храме святителя Николая при пороховом заводе и в храме великомученика Пантелеимона училища для слепых.
В 1919 году родились близнецы Вячеслав и Георгий, первый из которых умер в том же году от голода на руках у матери. В 1921 году после окончания академии, спасаясь от голода, иерей Павел переезжает в станицу Ладожская Кубанской области.
Путь туда с семьей — женой и двумя детьми — был трудным. Часть пути приходилось преодолевать пешком, и отец нёс на руках малолетних детей, завернув их в полы своей рясы. Часто по пути приходилось питаться милостыней при церквах. В начале 1922 года скончался второй сын – Георгий.
Станица Ладожская оказалась большой и богатой. Там было два храма, больница, гимназия, маслобойный и мукомольный заводы, виноградники и большие наделы земли, которые уже в ту пору обрабатывались комбайнами. Население было интернациональным, его основу составляли казаки.
Отец Павел служил в храме и преподавал в гимназии Закон Божий и три языка — славянский, греческий и латинский. Жизнь в станице для молодой семьи оказалась непростой. Прихожане любили батюшку Павла, но считали, что кроме службы в храме и преподавания в гимназии он должен нести и тяготы крестьянского труда. Таков был обычай. Ему выделили надел земли, где они с матушкой сеяли подсолнух, бахчевые и кукурузу, держали корову и четырех поросят. Хозяйство было небольшое, но непривычное и трудное для горожан. Приходилось ночами месить ногами навоз с колючей соломой, чтобы заготовить кизяки – топливо на зиму, а утром доить корову, которую отец Павел держал за рога, кормить прожорливых поросят, а потом, оставляя малолетних детей в доме, идти работать в поле.
3 июня 1922 года родился еще один сын, названный также Георгием.
Семье порекомендовали помощницу няньку, но она в первую же ночь бесследно скрылась, украв все белье младенца Георгия, с трудом сшитое и с любовью подаренное его крестной матерью Александрой Иосифовной Дьяконовой, дочерью сослуживца отца Павла. В свободное от службы время родители уходили работать в поле или по хозяйству, а дети оставались одни. Трудно было, но не было голода, который они пережили в Казани.
В Ладожской отец Павел служил до 1924 года. Храм сначала перешел обновленцам, а потом закрыли. Когда туда стали проникать «обновленцы», тесть отец Вячеслав Соллертинский вызвал его в Москву, куда сам он переехал в 1919 году после казачьего восстания в Астрахани и смерти жены Софьи Васильевны.
После переезда в Москву семья снимала три маленькие комнатки у хозяев небольшого деревянного дома в Лаченковом переулке в Черкизово. Жизнь была трудной и морально и материально, как у всех семей «лишенцев» по социальному происхождени. В 1925 году отец Павел был определен регентом в храм Введения во храм Пресвятой Богородицы («Введение на платочках»), где служил отец Вячеслав.
У отца Павла был хороший баритон, он хорошо знал и любил церковное пение. Примерно через год отца Павла перевели священником в церковь во имя Введения во храм Пресвятой Богородицы на Введенской площади (ныне площадь Журавлева). Избрание отца Павла в храм было удивительно. Прихожане искали достойного кандидата для служения в храме. Отец Павел обладал даром слова, и вот, во время проповеди с венка над царскими вратами с голубя ему на голову упал цветок. Это было как бы знамением к его избранию. В храме отцом был создан хороший хор. Некоторые его участники впоследствии по конкурсу были приняты в хор А. В. Свешникова.
В 1929 году рабочие электрозавода подали ходатайство о сносе храма. В этом же году храм был разрушен и на его месте построен клуб. Утварь, иконы, облачения — все было перевезено в подвал дома на Никольской улице. Дочь отца Павла Надежда искала там вышитый ею для отца пояс, и страшно было смотреть на судьбу реликвий былого великолепия храма, так небрежно сваленных там. Но, как ни странно, пояс лежал там, сверху всего, и его можно было взять, не наступая ни на что и не осквернив святыни. Снос храма для отца Павла был таким же страшным ударом, как смерть родного сына. Оставшись без храма, он оплакивал его, как родное дитя. Любовь к Богу была для него неотъемлема от любви к Его Телу – Церкви, в которую он вкладывал всего себя.
Вскоре Господним произволением он был устроен в храме Покрова Пресвятой Богородицы, что у Покровского моста. При этом храме была богадельня, куда переселили монахинь из Кремлевского Вознесенского монастыря. Из них организовали артель золотошвеек. Они вышивали знамена и портреты вождей.
«…Покровская община, – вспоминала Надежда Павловна, – началась для меня с тех пор, когда папу (отца Павла) перевели туда после разрушения храма Введения Пресвятой Богородицы на Введенской площади. Храм Покрова Пресвятыя Богородицы был маленький, уютный. Службы там были долгие, близкие к монашеским. Псалмы читали и пели полностью без сокращения. Пели там монахини с разными диапазонами голосов. Хор был красивый (Отец Павел очень любил хоровое пение). При храме была монашеская община из Кремлевского Вознесенского монастыря. Поселившихся монахинь назвали артелью. Так как в Вознесенском монастыре монахини занимались художественным рукоделием, их (как артель) приспособили шить знамена и портреты вождей. Рассказывали монахини, что им поручили вышить портрет Ворошилова в шинели. Они вышили шинель с застежкой налево, как застегивают рясы и подрясники. Оказалось, что нужно было застежку сделать направо, как у светской мужской одежды. Пришлось все перешивать. Папу (отца Павла) монашеская община очень уважала и любила за его усердное служение, за проповеди и за чуткое отношение к людям. Жили монахини в очень большой комнате, где рядами стояли чистенькие аккуратные железные кровати. Около каждой кровати стояла индивидуальная тумбочка для хранения личных вещей и белья. Где хранились верхние вещи, не знаю. В углу был киот с иконами и лампадками. Помню прекрасную икону преподобной Евфросинии, основательницы Вознесенского монастыря и покровительницы монахинь. Икона преподобной Евфросинии в полный рост находится в храме Воскресения Христова в Сокольниках. Видимо, эту икону принесли туда из Кремля при разрушении монастыря, а икону в Покровской общине, вероятно, писали сами монахини. Житие преподобной Евфросинии очень поучительно. Всегда читаешь его с глубоким чувством любви к ее мудрости и подвигам. Большую часть комнаты занимали рабочие места, где стояли пяльцы и принадлежности для работы. На больших пяльцах работало по несколько человек. Там шили крупные вещи. Много было маленьких пялец для одиночной работы. Знамена шили с золотой нитью, шили специалисты золотошвейки. Вышивали разными швами — и гладью, и «штопкой», и «канителью», и бисером, и «узелками». Эта работа была большим искусством. Зная, что у отца Павла есть семья и дети, монахини однажды пригласили нашу семью на праздник Рождества Христова. Устроили елку и сшили деда Мороза чуть ли не в рост моего братика (ему было восемь лет). Праздник начали с молебна. Тропарь пели хором, и на фоне хора голос моего братика звучал необычно трогательно (тропарь он знал наизусть). Угощения я не помню, но помню, когда уходили, было уже темно, и хозяева — монахини — предложили оставить Юрочку переночевать в обители. В какое-то время (даты не помню) эту артель распустили с условием самостоятельного обустройства тех тружениц в жизни. Кто куда устроился, сказать трудно. В 1930 году мне было 16 лет. Меня никуда не принимали из-за социального происхождения — ни учиться, ни работать. Попытки устроиться были, экзамены сдавались успешно, но в списках принятых меня не было. Отец считался «лишенцем», и наша семья не получала продовольственных «заборных» карточек. Мне посоветовали обратиться к прокурору. Прокурор, выслушав просьбу, сказал — чтобы получить «заборную» карточку, надо жить отдельно от родителей-лишенцев. Одна из монахинь Покровской общины, оставшись без крыши, обратилась за советом к отцу Павлу. Моим родителям пришла мысль поселить нас вместе — матушку Евдокию и меня. Матушка Евдокия (Евдокия Иосифовна Лёшина) была из многодетной семьи, и ее с малых лет отдали в Вознесенский монастырь, где у нее была тетя монахиня. Нам сняли комнатку на Открытой улице. Это была последняя улица, пересекавшая Лаченков переулок. Наше окно выходило на огороды, где сажали картошку и овощи. Там мы жили до моего замужества. Жили мы строго, придерживаясь матушкиных уставов, ходили в храм, молились, постились и любили петь. У матушки было прекрасное сопрано. Она учила меня вышивать. Осталась наволочка на подушку, которую я вышила «На память папе». Куда устроились монахини из Покровской общины, не знаю, но многих помню и поминаю их: монахинь Ираклию, Дорофею, Антонию, Сергию, Авраамию. Царство им небесное и вечный покой пошли, Господи! Матушку Евдокию в 1936 году арестовали и сослали. Из ссылки писем от нее не было. Перед папиным арестом в 1930 году мама отдала матушке на сохранение папин крест и часы. Где находились эти вещи во время ссылки матушки, мы не знаем, но, вернувшись из ссылки в 1957 году, матушка, встретившись с мамой, передала ей эти вещи. Вернувшейся из ссылки матери Евдокии нельзя было проживать в Москве. Узнав о том, что в Рязанской губернии в селе Лётово служит отец Иоанн Крестьянкин, матушка поехала к нему и служила у него алтарницей. Умерла матушка в Лётово в схиме с именем Евфросинии».
В конце 1929 года храм святителя Николая оказался в трудном положении. Настоятель болен, священник Георгий Горев арестован и сослан, священник Василий Сахаров скончался в 1928 году. В храм, находящийся под надзором органов, мог прийти только истинный священнослужитель, думающий, прежде всего о служении Богу, духовном окормлении всех «нуждающихся и обремененных», сгибающихся под гнетом духовных, телесных, житейских неурядиц и жертв, тот, который будет молиться о спасении Отечества и Церкви. Таким был отец Павел.
После назначения иерея Павла в храм прихожане говорили «старый отец Павел», имея в виду Синьковского, и «молодой отец Павел» – Ансимов. Тяжело больной и в преклонных годах, настоятель Павел Дмитриевич Синьковский жил на даче в поселке Лосиноостровском. Иерею Павлу пришлось отвечать за все происходящее в храме. Вновь началась череда повседневных священнических трудов: богослужения, молебны, посещения больных и немощных, причащения и соборования, отпевания в храме и на дому. По-прежнему, хотя и реже, православные крестили детей не только тайно на дому, но и в храме. Намоленный Николо-Покровский храм, прихожане, приученные к молитвенной службе и проповедям, поддержание порядка в храме, стремление украсить храм цветами к праздникам, хор, требующий его регентского внимания — все это сразу поглотило отца Павла с головой. По семейным воспоминаниям, отец уходил в храм в шесть утра, возвращался к себе в Лаченков переулок в Черкизове часов в десять вечера. В свою очередь, прихожанам Николо-Покровского храма пришелся по душе молитвенно настроенный, внимательный, терпеливо отвечающий на все вопросы после службы добрый батюшка. Прихожан радовали привычные слуху чинопоследования его богослужений и проповеди, доступные пониманию, поддерживающие и укрепляющие каждого. Прирожденный регент церковного хора, отец Павел часто выходил из алтаря и принимал участие в пении, помогая певчим, если гармоническое звучание молитвы прерывалось из-за отсутствия какого-либо голоса. На богослужения в Николо-Покровский храм несколько раз в 1930 году и начале 1931 года приезжал архиепископ Евсевий (Рождественский).
В своей книге «Уроки отца» Георгий Павлович посвятил ему несколько страниц, характеризуя как образованнейшего архиепископа и умного собеседника. «Владыка Евсевий — высокий, в очках, с чуть заметной проседью в усах и небольшой бородке… Известный проповедник, музыкант, говорил и переписывался на латыни, французском, итальянском языках, преподавал философию и богословие». В начале 1931 года был арестован в Свердловске, приговорен к 10 годам ИТЛ, 5 ноября 1937 года расстрелян в Новосибирске. Воспоминания Надежды Павловны, дочери отца Павла, о светлых и трудных днях жизни семьи священника в те годы наполнены ощущением твердости духа и жизненной силы, присущей родителям и детям. Свет родительской любви и тепло родного дома помогали Надежде и Георгию в течение всей жизни. Многие годы спустя они с благодарностью повторяли: «Отец был удивительным человеком. Он учил нас не роптать и не завидовать, а, оглянувшись вокруг, всегда считать себя счастливыми, надеяться на помощь Божию… Счастье, по его разумению, — это способность человека ценить то, что дано ему Богом. В дни жизненных тревог, ошибок, образ отца и его пример поддерживали нас, и казалось, что вот он положит свою теплую и ласковую руку, скажет доброе слово, благословит и силы снова вернутся». «Большим праздником в семье был день Ангела отца Павла 23 сентября, в день памяти Павла Послушливого. В этот день Мария Вячеславовна пекла что-нибудь к чаю для посетителей, приходивших поздравить именинника, в основном просфорами. Таков был обычай.
Еще радостнее было собираться на ночные Рождественские или Пасхальные службы. Под Рождество мы закутывали маленького Георгия в теплое и на саночках везли его в храм святителя Николая в Покровском, где мы чувствовали себя, как дома, зная каждую стеночку, дверку и икону.
Отец Павел, обладая прекрасным музыкальным слухом и голосом, что он передал и своим детям, любил устраивать домашние вечера духовного пения. Мы по нотам трио пели довольно сложные духовные песнопения».
Мирская сторона жизни для семьи священника Павла Ансимова была трудной. Старшей дочери Надежде Павловне было 15 лет, когда отец Павел пришел в Николо-Покровский храм. «В Москве мы оказались лишенцами —людьми, лишенными не только юридических, но бытовых и материальных прав. Мы не имели карточек для получения продуктов и товаров ширпотреба.
Поскольку при переходе из храма в храм существовать было трудно, родители взяли напрокат у кустарей-прихожан маленькую машинку для вязания галстуков. Папа и мама в свободное время вязали их по особой технологии, а затем мы с мамой ездили продавать их в палатки торговцев на Трубный рынок (мы называли его «Трудный рынок»).
Можно только представить, как морально трудна была эта сторона жизни отца, человека высокообразованного, с академическим дипломом, со знанием нескольких языков. Как страдал он за детей, когда их никуда не принимали по социальному происхождению, хотя все экзамены были сданы на «хорошо» и «отлично». Некоторое время я брала уроки музыки, надеясь затем получить музыкальное образование, но меня никуда не принимали учиться. Чтобы иметь какой-нибудь заработок, я должна была простаивать на бирже труда в поисках работы и наконец, с трудом устроилась работать на завод. Однако непременным условием трудоустройства было отдельное проживание от моих родителей. Меня приютила знакомая в Черкизове, и вот каждый день, особенно в зимние выходные вечера, отец, по просьбе мамы, пребывавшей в постоянной тревоге за меня, проходил заснеженный путь по темным переулкам, осторожно стучал в окошечко, чтобы убедиться, что в очередной раз я, отработав день, благополучно добралась до дома».
Внутренняя тревога не отпускала отца Павла и в храме. Жизненный опыт священника, пережившего потерю нескольких храмов, повседневные аресты и закрытия храмов вокруг, призывали его к осмотрительности и осторожности. Придя в храм, отец Павел сразу отказался от руководства сестричеством, сосредоточившись на пастырской богослужебной деятельности. Но сестричество продолжало существовать уже самостоятельно само по себе, как неформальное содружество женщин-христианок, связанных долгими годами общей молитвы, общих дел, памятью о ссыльном отце Георгии. В записках, подаваемых на проскомидии, в молебнах постоянно просили поминать о здравии отца Георгия. Отец Павел по этим запискам поминал его как болящего, что было потом ему поставлено в вину.
Отец Георгий Горев находился на территории Соловецких и Карело-Мурманских исправительно-трудовых лагерей. Первоначально в Чупе — поселке между Лоухи и Полярным Кругом, на левом берегу Кандалакшского залива. Мария Федоровна Горева переписывалась с сыном, получала письма с приветами и благословениями очередным именинницам. Сестры помогали Марии Федоровне собирать посылки отцу Георгию. Среди сестер постоянно шли разговоры об этих письмах, шептались и обсуждали возможности поездки на Север к отцу Георгию.
В конце 1930 года положение изменилось к худшему: отца Георгия по этапу отправили на Попов остров. С отчаянием и скорбью, тайком, чтобы не увидели и не отобрали, он пишет о своей жизни в концлагере в тетради, которую потом привезут Марии Федоровне.
«Помню первые дни на Поповом острове, в жестокий мороз, когда с моря несся пронизывающий ветер с ледяными иголками, с 5 часов утра подняты на проверку, не уходя с плаца. В колючей проволоке, к 8 часам все пошли на работы под конвоем, кто куда… Ротный, принимавший этап, мне прямо сказал, грубо засмеявшись: „Забудь о том, что было, навсегда!” И эта колючая проволока, и стрелки, и вышки с фонарями, мерцающими во мгле из ледяных иголок, и огромные собаки, и стужа, стужа с холодного Белого моря и еще дальше — с Ледовитого океана… Да, может быть, в первый раз в жизни я узнал, что такое скорбь».
Разрешены два письма в году, одно посещение. Летом 1931 года по запросу отца Георгия и полученному в Управлении в Лодейном Поле разрешению, кто-то из сестер добрались до местоположения лагеря, проплыв в лодке по реке 15–16 километров, сняли на две недели комнату близ бараков лагеря, виделись мельком, урывками, но виделись, говорили «спокойно и свободно», решили многие вопросы и лично утешили друг друга.
Отцу Павлу были очень понятны тревоги сестер об отце Георгии, но в то же время, чувствуя свою ответственность перед Богом за вверенных ему чад Божиих, за их человеческие жизни и судьбы, он считал необходимым советовать некоторым из них, может быть, на время перейти в другой храм, чтобы выйти из-под контроля органов. Напоминал, что даже за свое пение во славу Божию на клиросе они могут подвергнуться преследованию по месту службы, могут быть даже арестованы и высланы. Предчувствия его не обманули. Сестры рассказывали, что однажды отца Павла вызвали в какое-то высокое учреждение, он вернулся очень озабоченным: ему показали бумаги, где в списках, подлежащих наблюдению, были названы многие из сестер-прихожанок.
Именно в период службы отца Павла в храме святителя Николая в Покровском, началось его крестное восхождение на бутовскую голгофу. В течение одного года его арестовывали трижды и держали под арестом в Бутырской тюрьме. В анкете следственного дела 1937 года указано — арестовывался трижды в 1930 году: на 52 дня, 1 месяц, 22 дня.
104 дня в заключении с периодически повторяющимися допросами одним или двумя следователями, с многочасовыми, в ночное время, изматывающими бессмысленным однообразием вопросами, с предвзятостью, враждебностью и просто жестокостью. И каждый арест заканчивался освобождением из тюремного заключения за недоказанностью предъявленного обвинения.
Дочь отца Павла в своих воспоминаниях записала: «Вернувшись после одного из арестов, папа заплакал и сказал: „Как я устал”. Мы были впервые свидетелями плачущего и страдающего отца».
Страдания его усугублялись еще тем, что 104 дня храм святителя Николая в Покровском стоял без Божественной литургии в ожидании пастыря. Все эти сто с лишним дней пришлись на вторую половину 1930 года.
24 июня 1930 года отец Павел был арестован и отправлен в Бутырскую тюрьму в первый раз. Ордер ОГПУ № 4661 на производство обыска и ареста Павла Георгиевича Ансимова, проживающего по адресу: Лаченков пер., д. 42, кв. 2, был выдан 23 июня комиссару оперативного отдела ОГПУ Буртыгину. Обыск начали в ночь с 23 на 24 июня, когда все были уже дома. Забрали рукописи, 4 записные книжки, машинописную брошюру «О современном проповедничестве в Российской Православной Церкви» и другие в количестве 24 экземпляров.
4 июля 1930 года после допроса, который проводил гл. уполномоченный 6-го отделения секретного отдела ОГПУ Б. Н. Фрейберг (тот самый, который допрашивал и отправил в ИТЛ отца Георгия Горева), было предъявлено обвинение по статье 58 / 10 УК РСФСР в том, что Павел Георгиевич Ансимов «продолжал возглавлять т.н. Горевское нелегальное сестричество, ведущее антисоветскую деятельность».
На задаваемые вопросы отец Павел отвечал: «Конспекты проповедей, отобранные у меня при обыске, принадлежат мне и написаны мною».
«Сестричество при церкви Николо-Покровской существовало до моего прихода, было организовано священником Горевым. В настоящем времени деятельность сестричества сводится к пению на клиросе».
«Деньги собирают в храме церковный староста и члены уставного Приходского совета».
«Высланный священник Георгий Горев мною также поминался во время богослужения по запискам как болящий».
«Общие исповеди бывали с разрешения епископа Филиппа».
Все ответы очень кратки, однозначны, не допускали каких-либо других толкований, тверды и уверенны, как и четкая несгибаемая подпись отца Павла, сопровождающая каждый ответ.
11 августа 1930 года следователь в заключении по этому делу докладывает: «Ансимов Павел Георгиевич, служитель культа, обвинялся в возглавлении нелегального сестричества, занимающегося на религиозной почве антисоветской деятельностью. В процессе следствия инкриминированные ему действия не подтвердились. На коллегии ОГПУ 12 августа 1930 года постановили: из-под стражи освободить, дело следствием прекратить и сдать в архив».
Получив отобранное при аресте удостоверение № 0100681 / 615, после 52 дней заключения в Бутырке, отец Павел через несколько часов был среди своей семьи. Как-то он добирался домой в Черкизово: вряд ли ему вернули те 30 копеек, которые лежали в его кармане и были отобраны при личном обыске в комендатуре Бутырок и указаны в специальной квитанции, сохранившейся в архивном деле № 101792 арестанта под номером, проставленным особым синим нумератором, Р-14390.
Обвинения, которые были представлены отцу Павлу при втором и третьем арестах, нам не известны, т. к. следственные дела этих двух арестов не обнаружены.
И опять, воспрянув духом, потянулись в Николо-Покровский храм прихожане. Первая половина 1931 года с рождественскими, крещенскими, сретенскими праздниками, первыми неделями Великого поста прошли без чрезвычайных потрясений. Пасха в том году была поздняя.
В 1929–1931 годах все чаще храмы стали закрывать просто административными постановлениями по письмам рабочих заводов, строительных организаций, различных учреждений и кооперативов, просивших передать им церковные здания под свои повседневные нужды. Долгие-долгие годы в храмах с тех пор размещались музеи, архивные и книжные хранилища, проектные бюро и складские помещения научно-исследовательских и министерских учреждений, реставрационные и художественные мастерские, кинотеатры и клубы, репетиционные залы хоровых капелл и студий звукозаписи, различные заводские предприятия, типографии, овощехранилища, и нет конца этому постыдному перечню утилитарного использования и разорения векового церковного достояния.
Дошла очередь и до храма святителя Николая в Покровском. Уловка была все та же: арестовать священника, храм закрыть («запечатать»), после этого специальным постановлением райсовета, Моссовета, ВЦИК храм разрушить или приспособить под какое-либо учреждение. Арестовали и сослали отца Георгия Горева, вместо него появился отец Павел Ансимов — твердый, убежденный, самоотверженный пастырь, и опять храм ожил и вместе с ним прихожане. Правда, колокола сбросили с колокольни еще в 1929 году. Самый большой колокол разбился, и местные мальчишки подбирали его осколки на всякий случай.
На просвирнической земле храма на Почтовой улице построили рабочий клуб, в котором постоянно крутили советские и зарубежные фильмы и гремело радио из черного рупора репродуктора.
В конце 1930 года Моссовет прислал в Центральные государственные реставрационные мастерские запрос Госсантехстроя о возможности сноса церкви святителя Николая на Бакунинской улице (бывшей Покровской) для освобождения места под будущее строительство. На очередном заседании президиума горисполкома Моссовета 8 мая 1931 года под председательством Н. И. Булганина в присутствии председателей райсоветов и заведующих отделами в числе 68 хозяйственных вопросов в конце заседания рассмотрели, походя, вопрос о закрытии двух московских храмов — храма Воздвижения
Креста Господня по Труженикову переулку и храма святителя Николая по Бакунинской улице. Постановлением Президиума «здание культа т.н. Воздвижения» было передано для организации столовой рабочих швейной фабрики «Труд». Также по-деловому решили судьбу Никольского храма: «Принимая во внимание, что участок между Бакунинской улицей и Рабфаковским переулком (квартал № 1103), на котором находится церковь т.н. Николая, подлежит застройке многоэтажным жилым домом Госсантехстроя, на что имеются соответствующие средства и материалы, — руководствуясь пост. ЦИК СССР от 8. IV-1929 г. о религиозных объединениях, указанную церковь закрыть, а здание ее снести. Группе верующих предоставить возможность перейти в ближайшее функционирующее здание культа, каковым является церковь Покрова на Бакунинской ул. (напротив церкви Николая). С предметами культа поступить согласно того же постановления ЦИК СССР от 8. IV-1929 г. Означенное постановление внести на утверждение Президиума Мособлисполкома».
Вскоре по следам принятого постановления о закрытии Николо-Покровского храма посланный уполномоченный представитель власти, с мандатом, в присутствии настоятеля и членов Приходского совета, опечатал все двери храма и предупредил их об ответственности и наказании, если те самостоятельно, без разрешения органов власти попробуют распечатать храм, какой бы религиозный праздник ни предстоял.
Сразу после получения постановления о закрытии храма и запрещении продолжать богослужения Приходской совет храма святителя Николая в Покровском обратился с жалобой от лица прихожан в Центральную комиссию по вопросам культов при Президиуме ЦИК СССР. Обращение было рассмотрено на заседании Центральной комиссии по вопросам культов 26 июля 1931 года. Сохранилась краткая запись в протоколе № 7 (п. 18):
«Слушали: ходатайство верующих об отмене постановления Московского областного исполкома Совета Р. К. и К. депутатов от 13.05.1931 года о закрытии и сносе здания Никольской церкви по Бакунинской улице в Москве.
Постановили: ходатайство верующих отклонить, церковь закрыть и здание снести».
Разрушение храма началось уже в июле 1931 года со свержения купольного креста, осенявшего христианским знамением всю округу Николо-Покровского храма, незыблемо простоявшего 165 лет, с момента завершения постройки храма в 1766 году.
С кинематографической последовательностью замедленной съемки рассказано об этом злодействе в книге «Уроки отца» сыном протоиерея Павла, Георгием Павловичем Ансимовым. Восьмилетний Георгий стоял тогда с отцом под дождем напротив храма и сумел запомнить и воспроизвести спустя десятилетия страшную атмосферу дикого разгула уничтожения Божьего храма.
Крест Николо-Покровского храма долго не поддавался злодеям-разрушителям. Его опутывали веревками, тянули всей ордой, стоявшей на кровле храма и у его подножия, пытались просто спихнуть, навалившись со всей яростью и злостью только силой рук, ног, спин людей, оголтелых в своей злости и ярости, вопящих и постоянно скатывающихся с мокрых железных листов купола. Но церковный великан упорно стоял. «Качнули раз, другой и еще — крест будто и не обращал на них внимания. Как каменный, неколебимо стоял, и казалось, он был где-то далеко от всех и человеческие пятерни его не касались». Георгий «видел, как дергали, раскачивали крест и как он, хрустнув, покосился. За спиной слышались молитвенные причитания и несдерживаемые рыдания артельщиц [монахинь Покровской общины. — Г. Г. ]. Крест упал на скат купола, соскользнув на край и под вопли ликующей толпы, натянувшей веревку, опершись о желоб, встал дыбом и, перевернувшись, ударяясь о кровлю алтарной крыши, двинулся вниз», затем, «зацепившись веревками за желоба и козырьки, задержался и повис своим изголовьем вниз. По нему свисали веревки, по ним и по кресту текли, сочились капли и струйки дождя. Плакало и небо».
Понадобилось 64 года, чтобы весной 1995 года на Крестопоклонной по милости Божией крест вновь воздвигся и освятил начавшееся возрождение храма.
Вскоре после свержения креста приступили в исполнение майских постановлений к вывозу церковного имущества. Ломовые грузчики побросали без разбора в большие телеги иконы, лампады, богослужебные и церковные книги, облачения, церковную утварь. Бесценное накопленное и намоленное веками церковное богатство, то, что «вождь революции» называл народным достоянием, без всякой описи вывезли на склады Госхрана на Никольской улице и свалили поверх того, что ранее привозили из других храмов. Бесследно пропал и местночтимый образ святителя Николая, охранявший храм с момента его создания в XVI веке. Казалось, что со дня на день начнется разборка самого здания храма и колокольни и на месте благоустроенного и благоукрашенного любимого прихожанами храма останется груда кирпичей вперемешку с цементными глыбами, железными балками, переплетами окон, крошкой мраморных полов и кусками настенной фресковой росписи, как это случилось в 1929 году с соседним храмом Введения Богородицы в Семеновском и многими другими разрушенными храмами. Но промыслительно произошло другое. Добротное, просторное здание храма святителя Николая приглянулось Московскому городскому тресту хлебопечения, решившему приспособить здание храма под хлебозавод, что, в конечном счете, спасло храм от полного уничтожения и позволило сохраниться, по крайней мере его стенам и купольному своду старинной кладки.
В производственных планах Мосгорисполкома пекарня-церковь у Покровского моста упоминается уже в октябре-ноябре 1931 года как резерв для улучшения снабжения хлебом Москвы.
В объяснительной записке 1932 года ко 2-му пятилетнему плану развития хлебопекарной промышленности Москвы пекарня-церковь на Бакунинской улице уже показана в производственных таблицах как хлебозавод № 13.
Для размещения мучного склада, разнообразных машин для просеивания муки, тестомешалок, бродильных камер, дрожжевого цеха, машин для деления теста, расстоечных машин, хлебопекарных печей и т. д. понадобилось углубить храм на полтора метра, пространство храма перекрыть вторым этажом, надстроить четверик храма третьим этажом, вместо двух разрушенных алтарей устроить экспедицию по приему муки, другого сырья и вывоза готовой продукции.
Возвели громадные фабричные трубы. Вместо разобранной колокольни устроили безобразный четырехэтажный административный корпус.
Начало перестройки храма в хлебозавод датируется апрелем 1932 года. В архиве ЦГРМ сохранился «Дневник работ архитектурной секции за 1931 – 1932 годы». Именно там появилась следующая запись: «1932. 8 апреля. Червяков сообщил о начавшейся разборке Николо-Покровского храма и церкви Рождества на Стрелке». Согласно данным технического паспорта хлебозавода, хранящегося в архиве храма, строительство и модернизация хлебозавода продолжались в 1932, 1933, 1937, 1940 и 1951 годах.
В 1986 году в связи с аварийным состоянием хлебозавод был закрыт.
Протоиерея Павла, как освободившегося священника, перевели в соседний, на левом берегу Яузы, храм Воскресения при Семеновском кладбище. К 1935 году кладбище закрыли, а храм переделали в цех по проверке пропеллеров к самолетам Дочери своей, Надежде, сопровождавшей его, говорил: «Пой погромче!». Под шум пропеллеров отец Павел служил панихиды на могилах кладбища.
В 1935 году протоиерей Павел Ансимов был переведен в храм Рождества Христова в селе Измайлове. В старинном храме XVII века с колокольней елизаветинского времени, с многими древними иконами, в том числе с чудотворными иконами Божией Матери Иерусалимской и Владимирской и многими другими святынями, отец Павел служил в 1936–1937 годах.
Вместе с протоиереем Павлом служили священник Иван Васильевич Кедров, диакон Петр Сергеевич Костин, церковный староста Тихон Иванович Баранов.
Сохранилось несколько писем отца Павла своим духовным чадам, относящимся к последнему периоду его пастырского служения.
« + Женя! … Делая цветы, украшая Икону Св. И. Воина, подумай и своей душе, чтобы и в ней были цветы, приятные угоднику Божию. Желаю покоя и мира. Храни Господь тебя. ПА»
«Приветствую маленькую Женю! – пишет он в одном письме. – Пусть нынешний день напомнит тебе о том счастливом невинном детстве, когда душа была и все мысли были хороши и светлы и, дай Господи, дабы причащение Св. Таин обновило твою душу и соделало ее чистой и молодой, способной воспринимать благодать благодать Божию такой, какая она есть. Буду, как и всегда, молить Бога, да оградит Он тебя от всех зол и всеми жизненными невзгодами привлечет к Себе для спасения твоей души. Дай Господи, чтобы твое доброе христианское сердце постоянно горело любовью к Богу и ближним и побуждало делать только доброе и хорошее, избегая худого. Храни тебя Бог. Грешный молитвенник и доброжелатель Пр. П. А.» (18 декабря 1936 года)
В ночь на 2 ноября 1937 года протоиерея Павла Ансимова вновь арестовали. Основанием для ареста послужили материалы следственного дела № 2558. Содержание его нам неизвестно. Но в «Постановлении об избрании меры пресечения и предъявления обвинения» сразу было заявлено, еще до заполнения анкеты и протокола допроса: «На основании следственного материала по делу № 2558 достаточно обличается в том, что будучи враждебно настроен к партии и советской власти, среди окружающих его лиц систематически ведет к-р монархическую агитацию, распространяет разного рода ложные к-р провокационные слухи и является активным участником к-р монархической группы церковников». 31 октября1937 года постановление было подписано в Управлении НКВД, 1 ноября наложили резолюцию: «Арестовать», в ночь на 2 ноября «воронок» остановился в Лаченковом переулке у дома 42.
По воспоминаниям Надежды Павловны, «семья к тому времени состояла из шести человек (отец Павел, мама — Мария Вячеславовна, брат Георгий, я — дочь Надежда с мужем Владимиром и дочерью Мариной, родившейся в апреле 1937 года) и ютилась в 3-х крохотных комнатках, которые мы по-прежнему снимали у хозяев в Черкизове. Отец, уходя, благословил всех нас, поцеловал внучку, которая, как всегда, мгновенно успокоилась у него на руках. Это был последний миг, когда мы видели отца. Он не вернулся». К этому стоит добавить, что мать отца Павла – Вера Павловна – находилась в это время в Астрахани с сыном священником Николаем Григорьевичем Ансимовым, устроившимся работать бухгалтером. «Ансимов Владимир Григорьевич, священник, был арестован органами НКВД в городе Астрахани в 1935 году и выслан в Свердловскую область».
11 ноября отца Павла вызвали на допрос. Один вопрос следовал за другим. Допрашивал оперуполномоченный 8-го отделения 4-го отдела УНКВД МО государственной безопасности В. Сенькин:
«Гр. Ансимов, уточните ваше социальное происхождение и положение».
«Скажите, кто из ваших родственников репрессирован органами советской власти? Когда и за что?»
«Ваше отношение к советской власти?»
«Расскажите круг ваших знакомых».
«А мать Манефу „прозорливую” вы знаете?»
«Скажите, у кого вам лично приходилось производить тайное богослужение и крещение на квартирах верующих?»
«Следствие располагает точными данными, что вы производили богослужения и крещения на квартирах верующих. Следствие требует от вас правдивых показаний».
«А одиннадцатилетнюю девочку на Первомайской улице крестили?»
«Расскажите о вашей контрреволюционной деятельности».
«Скажите, с какой целью вы посещали Смирнову Василису Тарасовну и Всеволодову Акулину Никитичну?»
«Вы следствию говорите неправду. Следствие располагает точными данными о том, что вы, посещая квартиры Смирновой и Всеволодовой как руководитель к-р фашистской группы церковников, давали им указания по работе к-р группы и снабжали их литературой к-р погромно-антисемитского содержания, в том числе „Протоколы сионских мудрецов”. Следствие требует от вас правдивых показаний».
«Вы продолжаете следствию говорить неправду. Следствию совершенно известно, что вы, будучи руководителем к-р фашистской группы церковников, давали указания по работе фашистской группы церковников, снабжали ее литературой контрреволюционного содержания, вели контрреволюционную агитацию среди окружающих. Следствие еще раз требует от вас правдивых показаний по этому вопросу».
Чем многозначительнее и агрессивнее становились вопросы уполномоченного госбезопасности В. Сенькина, тем короче и тверже становились ответы протоиерея Павла Ансимова. В начале допроса конкретные ответы о себе, родственниках, знакомых. Затем ответы: «не производил», «не крестил», «никогда никакой агитации не вел и не веду», «руководителем не был», «литературы не давал». И в заключение: «Все эти, предъявленные мне сегодня обвинения я отрицаю. Больше по сему делу показать ничего не имею. Записано с моих слов и мною прочитано. Ансимов».
Тройкой при НКВД МО 19 ноября 1937 года протоиерей Павел Георгиевич Ансимов был осужден по статье 58‑10 и 11 УК РСФСР и приговорен к высшей мере наказания. 21 ноября 1937 года в день празднования Собора Архистратига Михаила и прочих Небесных Сил Бесплотных последний настоятель нашего Николо-Покровского храма (перед его закрытием и разрушением) протоиерей Павел Ансимов был расстрелян на Бутовском полигоне под Москвой, находившемся в ведении НКВД. Приняв смертную муку, протоиерей Павел пополнил ряды небесных предстателей за Церковь Христову.
26 мая 1989 года – реабилитирован.
Постановлением Священного Синода Русской Православной Церкви 16 июня 2005 года имя протоиерея Павла Георгиевича Ансимова (1891–1937) вошло в Собор новомучеников и исповедников Российских ХХ века.
Секретарь Синодальной комиссии по канонизации святых, передавая приходу ксерокопию страниц следственного дела отца Павла, добавил: «Следствие производили известные своей жестокостью следователи. Отец Павел вел себя достойно, никого не оговорил, никого не назвал. Арестован был по оговору диакона Черкизовской церкви. Тот, в отличие от протоиерея Павла, наговорил много. По этому делу проходят странные и случайные люди, но в их показаниях никаких компрометирующих отца Павла фактов приведено не было. Приговорен к расстрелу из всех названных в деле один отец Павел».
10 апреля 2023 года, в понедельник Страстной седмицы, Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл совершил Литургию Преждеосвященных Даров в кафедральном соборном Храме Христа Спасителя.
Его Святейшеству сослужили: митрополит Воскресенский Дионисий, управляющий делами Московской Патриархии, первый викарий Патриарха Московского и всея Руси по г. Москве, наместник Новоспасского ставропигиального монастыря; епископ Зарайский Константин; протопресвитер Владимир Диваков, секретарь Патриарха Московского и всея Руси по г. Москве; протоиерей Михаил Рязанцев, ключарь Храма Христа Спасителя; архимандрит Алексий (Туриков), личный секретарь Святейшего Патриарха Кирилла; иеромонах Ермоген (Бурыгин), и.о. председателя Финансово-хозяйственного управления Московского Патриархата; московское духовенство.
Богослужебные песнопения исполнил Патриарший хор Храма Христа Спасителя (регент — И.Б. Толкачев).
Богослужение транслировалось в прямом эфире телеканалов «Союз» и «Спас», а также на официальном сайте Русской Православной Церкви Патриархия.ru.
На малом входе указом Святейшего Патриарха Кирилла за усердное служение Святой Церкви к празднику Святой Пасхи ряд клириков Восточного викариатства Московской епархии были удостоены следующих богослужебно-иерархической наград:
права ношения креста с украшениями
— иерей Димитрий Дворников, клирик храма Казанской (Песчанской) иконы Божией Матери в Измайлове;
— протоиерей Иоанн Ермилов, благочинный храмов Рождественского округа, настоятель храма Казанской (Песчанской) иконы Божией Матери в Измайлове;
— протоиерей Евгений Зуев, клирик храма Рождества Христова в Измайлове;
— протоиерей Василий Клочков, клирик храма Успения Пресвятой Богородицы в Вешняках;
— протоиерей Алексий Митюшин, настоятель храма Живоначальной Троицы, Патриаршего подворья в Косине;
— протоиерей Илия Провада, клирик храма Рождества Иоанна Предтечи в Ивановском;
— иерей Виктор Родин, клирик храма Рождества Христова в Измайлове;
— протоиерей Виктор Сарана, клирик храма великомученика Димитрия Солунского на Благуше;
— иерей Георгий Узун, клирик храма Собора новомучеников и исповедников Российских, Патриаршего подворья в Новокосине;
права ношения двойного ораря
— диакон Виталий Атрошенко, клирик храма преподобных Зосимы и Савватия Соловецких в Гольянове;
— диакон Димитрий Пушкарев, клирик храма Покрова Пресвятой Богородицы в Измайлове;
— диакон Андрей Рождественский, клирик храма преподобномученицы Елисаветы, Патриаршего подворья в Восточном Измайлове;
— диакон Максим Скворцов, клирик храма равноапостольного князя Владимира, Патриаршего подворья в Новогирееве.
На сугубой ектении были вознесены особые прошения, Предстоятель Русской Православной Церкви прочитал молитву о Святой Руси.
Проповедь перед причастием произнес иерей Александр Коблов, клирик Московского подворья Валаамского монастыря.
По окончании Литургии Святейший Патриарх Кирилл обратился к участникам богослужения с Первосвятительским словом:
«Во имя Отца и Сына и Святого Духа!
Первый день Страстной седмицы посвящается воспоминаниям о неплодной смоковнице, которая была осуждена Господом и засохла (Мф. 21:18-43).
Каждый вечер Господь покидал Иерусалим — отдыхал, беседовал со Своими учениками, а утром снова возвращался. По пути в Иерусалим Он проходил мимо смоковницы, то есть инжирного дерева, и, наверное, испытывал с утра естественное желание что-то вкусить. Однако, когда Он возжелал утолить голод, плодов на смоковнице не оказалось, и Господь осудил это древо так, что оно засохло.
Критически настроенные комментаторы, делавшие замечания по поводу этого евангельского текста, доходили до того, что обвиняли Господа в жестокости: «Как же так — проповедует любовь, а ни за что дерево осудил! Да еще так осудил, что оно засохло! Где же здесь любовь? Какие же ужасные противоречия скрываются в Новом Завете, и как только люди это слушают! И не только слушают, но и принимают близко к сердцу и уму то, что в этой книге написано!»
А ведь на самом деле Господь осудил смоковницу не потому, что был голоден, а она не дала Ему возможность вкусить пищи. Господь возлагал на себя сорокадневный пост в пустыне — сорок дней и ночей Он провел в уединении и в полном отказе от всякой пищи. Поэтому осудил смоковницу, конечно, не за то, что Не смог от нее напитаться, а за то, что она явилась неким символом лицемерия, обмана. Через смоковницу Господь осудил лицемерие, которое в то время действительно поработило сознание иудеев, причем именно тех, кто была ответственен за религиозную жизнь всего народа. Так называемые фарисеи — это образованные люди, которые были учителями народа, но, нередко возлагая бремена неудобоносимые, сами не исполняли того, чему учили (см. Мф. 23:4). И Господь, осуждая смоковницу, осуждал лицемерие фарисеев, и не только фарисеев, но и всех тех, кто был после них.
А разве сегодня нет лицемерно верующих людей? В советское время таких практически не было, потому что проявлять свою религиозность было небезопасно. А теперь почему бы не продемонстрировать свою религиозность, лишний раз не сказать о приверженности традициям? Но что если спросить такого человека: «А как насчет Великого поста? Вы вообще поститесь? И поститесь ли, как полагается православному христианину?» Если человек честный, он скажет: «Нет, к сожалению», а нечестный будет говорить что-то невнятное по этому поводу.
Другими словами, осуждение смоковницы — это осуждение лицемерия, и неслучайно мы слышим это повествование в самом начале Страстной седмицы, с тем чтобы не было в наших с вами мыслях и поступках даже тени лицемерия. С чистой совестью, исторгая любые остатки греховных мыслей, мы должны идти навстречу воспоминаниям о страданиях Спасителя, Его крестной смерти и Его Воскресении. Потому и напоминает нам Церковь о том, как Господь наказал неплодную смоковницу, явившуюся неким символом человеческого лицемерия.
Каждый день, особенно во время Страстной седмицы, сопровождается очень глубокими, исполненными огромного духовного смысла чтениями, молитвословиями, но как важно, чтобы мы с вами не просто стояли в храме, думая о чем-то своем, далеком от молитвы и духовной жизни! Давайте постараемся вслушиваться в слова, которые произносятся, особенно в евангельские тексты, с тем чтобы действительно, насколько возможно для нас, людей слабых и ограниченных, приобщиться к Божественной мудрости, которая не только обогащает наш разум, но и реально спасает наши души.
Каждый день Страстной седмицы наполнен очень большим духовным содержанием. И дай Бог нам, приобщаясь к этим Божественным смыслам и затем проецируя их на свою собственную жизнь, осознать, насколько же мы отходим от тех духовных идеалов, которые Господь нам предначертал. Осознавая свою отдаленность от Божественного предначертания, испросить еще и еще раз у Господа прощения за нашу слабость, за наше нерадение, за наше окамененное нечувствие, за нашу неспособность не только умом, но и сердцем, и душой, и всем своим существом принимать слово Божие и по мере сил претворять в своей жизни.
Всех вас поздравляю с Великим Понедельником и желаю всем нам в мире душевном, благочестии, чистоте, добрых мыслях и молитве провести предстоящие святые дни Страстной седмицы. Храни вас всех Господь».
Затем состоялась краткая беседа Его Святейшества с награжденными клириками.
«Помогай вам Бог, дорогие отцы, нести такую важную спасительную вахту, оберегая наш народ от множества соблазнов, скорбей, сомнений и всего того, что обрушивается на современного человека через СМИ, через другие источники; и все, что обрушивается, — все направлено на то, чтобы человек забыл о Боге, за редчайшим исключением. Поэтому вахта наша с вами сегодня особенно ответственная и сложная. Помогай вам всем Господь в трудах!» — напутствовал Святейший Патриарх Кирилл награжденных.
От лица награжденных священников со словами благодарности к Святейшему Владыке обратился протоиерей Александр Птицын, клирик храма Вознесения Господня («Большое Вознесение») у Никитских Ворот.
От лица награжденных диаконов Святейшего Патриарха поблагодарил диакон Леонид Набатчиков, клирик храма преподобного Пимена Угрешского Николо-Угрешской духовной семинарии.
Памяти Героя России протоиерея Михаила Васильева 15 июля в Сокольниках открыли мемориальную доску
Вместе с памятной доской героям — десантникам в храме Благовещения Пресвятой Богородицы в Сокольниках открыли мемориальную доску в честь Героя России священника Михаила Васильева. Первый настоятель главного храма Воздушно-десантных войск России отец Михаил был духовным наставником для многих военных в зоне боевых действий. Он лично выносил с поля боя раненых солдат и офицеров, исповедовал в окопах тяжелораненых бойцов.
А в одном из боёв 6 ноября 2022 года протоиерей сам получил смертельное ранение. Указом президента Российской Федерации Владимира Путина 8 ноября 2022 года Михаилу Владимировичу Васильеву было присвоено звание Героя России (посмертно) «за мужество и героизм, проявленные при исполнении гражданского долга». Патриарх Кирилл наградил его орденом Славы и чести I степени «за жертвенное служение Церкви и Отечеству» (посмертно).
Мемориальная доска с барельефом Васильева и памятная доска героям — десантникам установлены в храме ВДВ в Сокольниках. Чин освящения был совершён 15 июля. Беломраморная плита, на которой золотом высечены имена героев – участников СВО, стала закономерным продолжением мемориала, который находится в храме Благовещения Пресвятой Богородицы и сохраняет память о воинах-десантниках. В одном ряду с воинами, которые с оружием в руках защищали наше Отечество, стоит имя Героя России протоиерея Михаила Васильева. Его слова поддерживали силы солдат, они были и оружием, и источником утешения.
Право открыть доску доверили вдове священника матушке Марии и экс-командующему ВДВ, генерал-полковнику, Герою Российской Федерации Владимиру Шаманову. Чин освящения совершил владыка Кирилл митрополит Ставропольский. Торжественное мероприятие посетил заместитель командующего ВДВ по вооружению генерал-майор Алексей Рагозин.
После официальной части все желающие могли отведать солдатской каши, приготовленной в полевой кухне.
